В Твери, на набережной Волги, в ряду «сплошной фасады» XVIII века стоит дом. Каменные ворота ограды домовой территории выходили когда-то на Косую Новгородскую улицу, по провинциальной традиции пряча от посторонних глаз большой двор, с которого зимой убирали по десять возов снега и набивали им погреб. Во дворе рос яблоневый сад вперемешку с кустами малины и смородины. Калитка же в сад закрывалась на замок.
Дело о растрате
В 1830-х годах в этом двухэтажном особняке жил вместе со своей семьей «городской обыватель» Андрей Волков, купец третьей гильдии. И предки его жили в нашем городе, но не в этом самом месте, с XVII века. Купцы Волковы из века в век торговали в тверских лавках мукой, отправляли барки с хлебом по «водяной коммуникации» к Санкт-Петербургскому морскому порту. Андрей Волков в середине XIX века был хозяином двух каменных амбаров и 11 лавок в тверском гостином дворе. Занимался лавочной торговлей и «торгом мушным» (мучным), кроме того, служил заседателем в тверском Приказе общественного призрения. В 1846 году случилось так, что Волков прозевал в приказе денежную растрату. Эту большую сумму, 2486 рублей 9 копеек серебром, решено было взыскать со всех причастных к делу, в том числе с заседателя. Над всем недвижимым имуществом купца учредили опекунское управление и наложили арест на доходы с дома и торговых лавок.
Решение суда было весьма спорным, по мнению сына обвиняемого. Федор Андреевич считал, что отцу есть оправдание. Во-первых, он одновременно служил и в Совестном суде, и в Приказе общественного призрения. А было ему тогда 77 лет, и по слабости здоровья он не мог проследить за всеми действиями лиц, распоряжавшихся деньгами. Во-вторых, обвиняемый не имел в приказе «ни влияния, ни власти» и, кроме того, полагался на компетентность начальника губернии, наблюдавшего за действиями приказа.
С такими доводами Волков-сын уже после смерти отца неоднократно обращался в правительствующий Сенат, просил освободить доходы от ареста, что могло бы спасти семью от полного разорения. «Имея семейство из 15 человек и не получая доходов с дома, я дошел до нищеты», — пишет купец второй гильдии Федор Волков в докладной записке оберпрокурору правительствующего Сената в 1865 году. Пока шла эта переписка, семья Волковых продолжала нищенское по купеческим меркам существование.
…и о погоде
Каждый день в течение трех лет Федор Волков садился за стол с пером в руках – делать «дневные записи». Записывал, что купил и что сколько стоило, какие венчались свадьбы в городе и много ли было там гостей, к кому ходил на именины или на блины в Масленицу, какие были похороны, пожары, кражи, как купец Качарыгин открыл в Твери гостиницу «Киев», как на улицах в городе впервые поставили газовые фонари, как сам Волков ходил к портному или к сапожнику, на «чугунку» (железную дорогу), как ездил в Санкт-Петербург, как в бане «было много солдат пригонных из Аренбурга в Калязин на житье» и тому подобные ежедневные городские происшествия и события.
Каждая запись начиналась с метеорологических наблюдений. Метеосводка купца была краткой: «погода ясная, снежок летает», «погод нет», «погода одинаковая», «мороз» и т. д. и т.п. Известно, что и в середине XIX столетия, когда с «экологией» все еще было в порядке, в феврале в Твери случались оттепели и «с крыш текло». А 22 февраля 1867 года Волков наблюдал в Твери солнечное затмение.
Учет и контроль
Конечно, свои дневниковые записи Волков вел не ради наблюдения за погодой, а для учета семейных ежедневных расходов и доходов. Он подсчитывал каждую израсходованную копейку, надеясь таким образом поправить финансовое положение. Но большой пользы ведение дневника не приносило, так как деловой хватки его автору явно не доставало. Волков равнодушно описывал свои мытарства, как он по несколькумесяцев ходил за справкой о том, сколько еще дохода нужно собрать для покрытия долгов. Тяжба тянулась: то суд из-за ремонта переезжал в другое место, то писец не справлялся с работой. Постоянно приходилось брать деньги в долг (и регулярно их возвращать), и никаких при этом жалоб на жизнь — пусть все идет, как идет…
В конце 1865 г. Федор Волков был вынужден даже записаться в старицкое купечество, так как вступительный гильдейский взнос там был меньше, чем в Твери. Через два года Волков все-таки собрал нужную сумму для записи в тверское купеческое общество и официально стал числиться в тверском купеческом обществе. На протяжении всего позапрошлого века Волковы постоянно перемещались из купечества в мещанство и обратно, символизируя зыбкость положения всего российского среднего класса. В доход Федор Волков записал и 1 рубль 60 копеек, которые его дети «выславили» во время рождественского колядования.
Застолье
Мы не знаем, что подавали у Волковых к завтраку, обеду, ужину. Но в купеческом дневнике есть полный отчет о том, что именно покупалось к столу. Федор Андреевич сам ходил на рынок и в ряды гостиного двора и почти ежедневно понемногу брал там гречку, овес, пшено, муку ржаную, горох, картофель, капусту… Мясо в виде говядины, телятины, свинины, кур и гусей на столе в его доме появлялось нечасто. Покупалось «коровье» (сливочное) масло, а в пост – «постное» (растительное). Молоко покупалось кувшинами, пока Волковы не завели свою корову. Праздничный стол в доме Волковых не особенно отличался от повседневного — только дополнительными «закусками». Если пост выпадал на праздник, например, на 20 апреля, именины Федора Андреевича, вместо мяса брали на рынке живую рыбу, осетров и судаков. Именинник угощал гостей «белым лисабонским вином» (портвейном), к чаю подавали лимон, конфеты, мармелад и орехи, миндальные и кедровые. На следующий день после гостей была запись в дневнике: «Вчерась ложка чайная пропала серебряная».
Гостей на праздники Волковы собирали не более 10 человек — только близких родственников и очень хороших знакомых. Это было скромно, потому что бедствующее по купеческим меркам семейство не могло себе позволить больших застолий. А в традициях тверского купечества XIX века были торжества и на 30-40 персон и больше. Сосед Волковых, городской голова Головинский, чей дом стоял неподалеку (и стоит по сей день) по набережной Волги, в 1865 году, в день пожалования ему императором «медали на голубой ленте», устроил у себя дома бал на 180 персон.
Чайная церемония и «положение нонешнее»
Каждый русский купец, и Федор Волков не был исключением, любил выпить много чая. Не важно где — у себя дома или в гостях. Волков даже в своем дневнике отмечал качество этого напитка в разных чайных «заведениях» Твери: «Чаи порядочные, но жидкие. Мало кладут сахару, куски малы, в половину протчих». Фраза в его дневнике «У гостиного двора был, с Жуковым Ильей Степановичем (Иван Иванычем, Василий Васильичем) чаи пили» переходит изо дня в день.
За чаепитием верноподданный российского императора Волков обсуждал «положение нонешнее», о котором узнавал в прессе проправительственной ориентации — в «Сыне Отечества» или в «Северной пчеле». Экономный Волков эти газеты не покупал, а брал почитать в городской публичной библиотеке или у знакомых торговцев в их лавках. Завел специальную «книжку для записки из ведомостей» и выписывал туда, например, какой-нибудь новый устав о «торговых положениях». В апреле 1865-го Волков целый час просидел в тверском винном магазине купца Барсукова, читая в газете о том, как убили «американского главного начальника Линкольна, который управлял вместо царя и нашему царю был благодетель».
Дом
В1860-х годах Волковы, несмотря на свои денежные проблемы, по требованию городских властей замостили свой двор камнем и сделали деревянный тротуар на бульваре перед домом. Это было требованием ко всем тверским домовладельцам. Внутренняя домашняя обстановка у Волкова оставляла желать лучшего для купца, жившего в таком престижном районе Твери: на стенах были ветхие «шпалеры», требовавшие замены, что вызывало неудобство у Федора Андреевича перед гостями. Для освещения комнат использовались восковые свечи. Когда Волков бывал в Петербурге, он привозил оттуда дорогие стеариновые. Дом отапливали печами, дрова покупались на рынке целыми возами. Водопровода в середине XIX века в Твери еще не было, и воду для стирки и мытья полов приносили на коромысле с Волги. Чтобы вымыть полы и постирать белье нанимали работников. Была в доме и «техника»: настенные часы, часто приходилось покупать замки к дверям, один раз купили «мышоловку». У Волковых стояла в доме «вешелка для платья трехугольная», купленная на рынке. Для поездки в город «Питербург» Федор Андреевич приобрел на рынке «саквояж старинький с медными замками, хорошей работы» за рубль двадцать пять. И за починку саквояжа еще отдал 20 копеек.
Как одевались
Федор Волков одевался традиционно для купца «в возрасте»: рубашка (один раз он купил себе белую манишку), суконный жилет, черный сюртук, плисовые брюки с карманами (там — платок и часы), на голове — картуз, на ногах сапоги, в ненастные дни – калоши. Однажды он пришел из гостей в одной чужой калоше, перепутал в темноте. Его верхней одеждой в зависимости от времени года были пальто или полушубок, или лисья шуба. Несмотря на жесткий режим экономии, он дарил молодой жене, которая была его второй женой и моложе на целых 20 лет, «гребёночку» и пояса, привозил ей из Петербурга шкатулки. У взрослых дочерей Волкова водились новые соломенные шляпки. Собираясь в гости на бал, купеческие дочки заказывали новые наряды и обязательно делали особенные прически, для чего приглашали «человека» из цирюльни.
Волков и сам периодически обращался к услугам цирюльника, чтобы подстричь волосы и бороду. Сыновья его иногда кардинально меняли внешний облик. «Александр снял бороду. Совсем переменился. И не узнаешь», — пишет отец в дневнике о взрослом сыне.
Волков временами был душевным человеком. Он очень трогательно описывает, как дарил игрушки заболевшему внуку: «Володя еще не здоров, больше лежит. Снес ему пару игрушек. Купил в Щепяном ряду. И он обрадовался, и начал играть ими и катать по покоям». А вот о смерти своего взрослого сына он пишет скупо: «Андрей помер в 7 часов вечера в сумерки 1-го мая». И дальше идет перечень расходов по организации похорон. Своеобразной была его манера общения с сыновьями. Он так передает содержание одного из разговоров с сыном: «Федор был в обед. Просил пашпорт. Но я не дал, потому что непорядком обращается с отцом. И говорить не хочет. Я спрашивал, на что. А он сказал нады. А куда не говорит…»
Ритм купеческой жизни
Сутки делились у Волковых на «утро», «до обеда», «обед», «после обеда», «день», «до сумерек», «сумерки», «ужин», «вечерины», «ночь». Просыпались в разное время. Могли в 6 часов утра отправиться пешком в Желтиков монастырь на похороны архимандрита в 1865 г. А могли и не появиться на заутренней службе в церкви. И заканчивался «трудовой день» у купца в разное время. Однажды Волков вернулся домой в двенадцатом часу ночи, а «ворота заперты, насилу достучался». В другой раз пришел домой в девять вечера, «а наши отужинали и спать легли. Я один поужинал». Нередко Волков засиживался в гостях и до самого утра.
По Твери 1866-го с Федором Волковым
По городу Волков перемещался обычно пешком. И не только по центру, но и за Волгу, и в Затьмачье, и даже за город на «чугунку» по Станционному шоссе. На извозчике он ездил очень редко — опять же из экономии.
Жизнь Волкова и его домочадцев, а также все события местного значения разворачивались в самых разных точках нашего города середины XIX века. Это были церкви, где присутствовали на службах: в «Смоленской» (Смоленский переулок), «Вознесенской за Волгой», в «Знаменья» (на этом месте сейчас библиотека имени Горького), в «Соборе» (кафедральный Спассо-Преображенский собор), в «Троице». Волков каждый день кого-нибудь видел на «большой дороге», в городском саду или на площади у Судебных мест, в городской Думе или в Дворянском собрании, в строительной комиссии, куда он носил планы-чертежи для строительства домов, на почтамте, откуда отправлял письма брату в Ригу и прошения к министру юстиции по делу об участии в растрате его отца. Каждый день бывал он в гостином дворе, на рынке, в «рядах», в «заведениях» — тверских трактирах и чайных — «Палермо», «Берлин», «Киев».
«В саду представление и музыка кругом, солдаты стоят, и вход за деньги…», — наблюдает Волков в июне 1866 года за приездом наследника императора с братом в Тверь и пишет о том, как сад по этому случаю был «улеменован» отлично» (он имел в виду иллюминацию). В тот день князья ездили по городу по «большой дороге», как называли улицу Екатерининскую, она же Миллионная, и по набережной мимо дома Волковых. В связи с этим из окон своего дома Волковы вывесили 13 «флаков», 11 по улице и два в «проулке».
Еще он видел однажды, как на площадь у Судебных мест привезли «преступника из Кашина», и стоял, наблюдая, как «долго преступник прохаживался по ешафоту», потому что все никак не приносили ему приговор, потом с полтора часа стоял у столба «привязанный на ногах, и ничего, не робеет». В другой день на этой же площади «было собрание публики большое. Ходили по канату. Сперва прошла маленькая девушка взад и вперед, не дошла обратно на сажень и упала…», — так в 1866 году записал свои впечатления от городских развлечений на Судебной площади (площадь Ленина) семидесятилетний купец Федор Андреевич Волков, проживший восемьдесят лет своей жизни в Твери.